Зловещее пророчество петербургской гадалки

Ужасное предсказание Кирхгоф

1810 год — в Петербурге  появилась и довольно быстро стала известной немка Кирхгоф, по профессии модистка, которая промышляла ворожбой и гаданием. Она пользовалась необычайно большой популярностью.

П. П. Каратыгин в историческом романе «Дела давно минувших дней», который был опубликован в 1888 году, так описывал знаменитую прорицательницу: «Шарлотта Федоровна Кирхгоф, вдова пастора, высокая ростом старуха лет шестидесяти, наружностью менее всего походила на колдунью. Довольно свежее лицо напоминало старушек Рембрандта. Черное шерстяное платье и такая же шаль с узенькой блестящей каймой составляли ее постоянный неизменный костюм. В знатные дома барыни приглашали ее к себе, посылая за нею свои кареты. На ее квартире Кирхгоф посещали преимущественно мужчины, молодые и пожилые, и не только статские, но и гвардейцы. Многие шли к ней, посмеиваясь, но выходили серьезные и угрюмые: предсказаниям не верили, называя их вздором, враньем, — а между тем этот вздор фиксировался у них в памяти, а предсказание было дамокловым мечом, добровольно навешенным над их собственными головами».

Конец 1811 или начало 1812 года царь Александр I, предчувствуя неизбежность войны с Наполеоном и не желая этой войны, находился в затруднительном положении. Александр I обратился за помощью к прорицательнице. В те времена молодой офицер К. Мартене, который стал невольным свидетелем визита царя к гадалке, описывал этот эпизод в своих воспоминаниях: «Однажды вечером я находился у этой дамы, когда у дверей ее квартиры раздался звонок а затем в комнату вбежала служанка и прошептала: «Император!» «Ради Бога, спрячьтесь в этом кабинете, — сказала мне вполголоса госпожа Кирхгоф — если император увидит вас со мною, то вы погибли».

Я выполнил ее совет, но через отверстия, проделанные в дверях, как видно нарочно, мог видеть все, что происходило в зале. Император вошел в комнату в сопровождении генерал–адъютанта Уварова. Они были оба в статском платье, и по тому, как император поздоровался, можно было понять, что он надеялся быть неузнанным. Госпожа Кирхгоф начала гадать ему.

«Вы не то, чем вы кажетесь, — сказала она, — но я не вижу по картам, кто вы такой. Вы находитесь в двусмысленном, очень трудном, даже опасном положении. Вы не знаете, на что решиться. Ваши дела пойдут блестяще, если вы будете действовать смело и энергично. Вначале вы испытаете большое несчастье, но, вооружившись твердостью и решимостью, преодолеете бедствие. Вам предстоит блестящее будущее».

Царь сидел, склонив голову на руку, пристально смотря в карты. Когда были произнесены последние слова он вскочил и воскликнул: «Пойдем, брат!» — и уехал вместе с ним в санях».

Надо ли напоминать, что эти пророчества полностью сбылись: вначале было бедствие — война с Наполеоном, французская армия в Москве и пожар Москвы, а после триумфальный въезд императора Александра в Париж во главе русской армии на белом коне.

Разные люди в своих воспоминаниях приводят и другие поразительные предсказания Шарлотты Кирхгоф. К примеру, за две недели до восстания декабристов она предсказала смерть Милорадовичу, а за год до декабрьских событий 1825 года, гадая младшему брату И. И. Пущина — М. И. Пущину, который состоял в Северном обществе, сообщила следующее: «Странно говорят карты, что вы будете в солдатах». Известно, что поздней осенью 1819 года 20-летний А. С. Пушкин и его приятель Никита Всеволожский посетили знаменитую прорицательницу. Об этом своем визите поэт не однократно рассказывал друзьям. Алексей Николаевич Вульф, часто встречавшийся с Пушкиным, когда тот жил в Михайловском, тоже слышал рассказ о предсказаниях, рассказ этот со слов Вульфа был записан М. И. Семевским.

«Вскоре по выпуске из лицея Пушкин встретился с одним из своих приятелей — капитаном лейб–гвардии Измайловского полка. Капитан пригласил поэта зайти к знаменитой в то время в Петербурге гадальщице, которая мастерски предсказывала по линиям на ладонях и по картам.

Поглядела она на руку Пушкина и заметила, что у него черты, образующие фигуру, известную в хиромантии под именем стола, обыкновенно сходящиеся к одной стороне ладони, у Пушкина оказались совершенно друг другу параллельны. Ворожея внимательно и долго их рассматривала и наконец объявила, что владелец этой ладони умрет насильственной смертью, а по картам сказала, что он будет убит из‑за женщины белокурым молодым мужчиной. Взглянув после на ладонь капитана, ворожея с ужасом объявила, что офицер также погибнет насильственной смертью, но погибнет гораздо ранее против его приятеля, быть может, на днях. Молодые люди вышли смущенные. На следующий день Пушкин узнал, что капитан убит утром в казармах одним солдатом. Был ли солдат пьян или приведен был в бешенство каким‑либо взысканием, сделанным ему капитаном, как бы то ни было, но солдат схватил ружье и штыком заколол своего ротного командира».

Пушкин до такой степени верил в ужасное пророчество ворожеи, что когда впоследствии, готовясь к дуэли с графом Толстым, стрелял в цель, то не однократно повторял: «Этот меня не убьет, а убьет белокурый — так колдунья напророчила».

«Немка сказала Пушкину, — вспоминал Бартенев, один из его приятелей, — ты будешь 2 раза жить в изгнании, ты будешь кумир своего народа, может быть, ты проживешь долго, но на 37-ом году жизни берегись белого человека, белой лошади или белой головы. В скором времени Пушкин был отправлен на юг, а оттуда, через четыре года, в Псковскую деревню, что и было вторичною ссылкой. Как же ему, человеку до крайности впечатлительному, было не ждать и не бояться конца предсказания, которое дотоле исполнялось с такою буквальною точностью?».

В. А. Нащокина в своих воспоминаниях писала: «С тех пор, как знаменитая гадальщица предсказала поэту, что он будет убит «от белой головы», он опасался белокурых». Поэт сам рассказывал, как, возвращаясь из Бессарабии в Петербург после ссылки, в каком‑то городе он был приглашен на бал к местному губернатору. В числе гостей Пушкин заметил одного светлоглазого, белокурого офицера, который так пристально и внимательно осматривал его, что тот, вспомнив пророчество, поспешил удалиться от него из комнаты в другую залу. Офицер пошел за ним, и так и проходили они из комнаты в комнату в продолжение большей части вечера. «Мне и совестно, и неловко было, однако я должен сознаться, что порядочно‑таки струхнул».

В следующий раз в Москве был такой случай. Пушкин приехал к княгине Зинаиде Александровне Волконской. У нее был на Тверской великолепный собственный дом, главным украшением которого были многочисленные статуи. У одной статуи отбили руку. Хозяйка была в горе. Кто‑то из друзей поэта вызвался прикрепить отбитую руку, а Пушкина попросили подержать лестницу и свечу. Поэт сначала согласился, но, припомнив, что друг был белокур, в спешке бросил и лестницу, и свечу и отбежал в сторону. «Нет, нет! — закричал Пушкин. — Я держать лестницу не стану. Ты — белокурый, можешь упасть и пришибить меня на месте».

Сосницкий в своих воспоминаниях писал, что как-то он спросил у Пушкина: «Неужели, Александр Сергеевич, это вас серьезно занимает?» Поэт ответил: «Как сказки старой няни: сознаешь, что пустяки, а занимательно и любопытно, не верю, но хотелось бы верить… Скажу, перестановив те же слова, те же нянины сказки: верю, но хотелось бы не верить». Когда Пушкин был в южной ссылке, в Одессе грек–предсказатель повторил предупреждение петербургской гадалки об опасности для него беловолосого человека.

Ему, быть может, и хотелось бы отреагировать на предсказание так, как это сделал А. С. Грибоедов, со смехом рассказывавший о своем визите к Кирхгоф в 1817 году: «На днях ездил я к Кирхгофше гадать о том, что со мною будет… да она такой вздор врет, хуже Загоскина комедий!» Неизвестно, что нагадала Шарлотта Грибоедову, но, возможно, и ему предрекла страшный его конец.

В 1827 году Пушкин написал очень злую эпиграмму на белокурого красавца А. Н. Муравьева, которая была опубликована в «Московском вестнике». После того как номер вышел в свет Пушкин сказал редактору М. П. Погодину: «А как бы нам не поплатиться за эпиграмму? — Почему? — Я имею предсказание, что должен умереть от белого человека».

Зловещее пророчество сбылось спустя десять лет— от белого человека на 37-м году жизни Пушкина, как и предсказала Шарлотта Кирхгоф за семнадцать лет до этого.

Непомнящий Николай

ред. shtorm777.ru