Все люди на земле рано или поздно умирают или шут на похоронах …
Комические вещи приключаются порой в самых неподходящих обстоятельствах. К примеру на похоронах.
Мужика в гробу привозят в крематорий, выгружают , вокруг стоят родные, близкие, ждут скорбно своей очереди. Тут подъезжает еще одна процессия – и нового покойника почему-то проносят вперед предыдущего. Тогда один из первых сдержанным, по обстановке, тоном говорит вторым: «Послушайте, вы все-таки, наверное, за нами будете, Мы все таки раньше приехали». В ответ на что слышат наставительное: «Здесь не живая очередь!» И некоторые наиболее смешливые от нечаянного каламбура уже не могут совладать с собой и сохранять соответствующий вид давясь от смеха прыскают в кулаки.
Со мной в институте учился парень, назовем его Никита, писал стихи, но больше прославился как раз в этом похоронном жанре. Хотя и стихи его были недурны, мог бы писать и лучше – если бы, может, пил чуть меньше. Я даже помню до сих пор какие-то его довольно яркие фрагменты вроде: «Превозмогая тошноту и дрожь, поет и плачет сердце человечье!» Или:
Кой черт блюсти библейскую мораль,
по-новому оправленную в кодекс!
Душа в кабак приехала на отдых,
вот только денег мало – это жаль…
То есть и содержание его творчества более- менее сводилось к этой вечной для поэтов и студентов теме : нехватке денег и проблеме горло промочить. И вечно попадал он с этим пьянством в различные истории.
Жил, стало быть, Никита в общежитии, в одной комнате со своим дружком и собутыльником и, на пару с ним они и спелись в эдакую зондер-команду.
Все люди на земле рано или поздно умирают, после чего их как-то надо похоронить. Умирали время от времени и наши преподаватели и их близкие – но у людей интеллигентных как правило достаточной родни для совершения тяжелого похоронного обряда нет. Тот же гроб нести – им часто это было просто не под силу. Тогда и возникала оперативная нужда в таких, как Никита с его другом, добровольцах.
Ну а по христианскому обычаю после похорон всех зовут к поминальному столу – ради чего друзья, вечно безденежные и голодные, охотно подставляли под гробы свои отзывчивые плечи. И все зачеты и экзамены преподаватели им тоже, памятуя о судьбе, на всякий случай без запинки ставили.
И как-то умирает отец одной преподавательницы, Никиту с другом приглашают, они уже лучше всех знают, куда где идти , как ставить гроб, в общем, незаменимые в этом деле ребята. И после кладбища — их, с генеральскими почестями , к столу, : еще бы, так облегчили людям , и без того убитым горем , эту страшно неуклюжую у нас траурную процессию .
Никита еще до стола хватил на кухне водки – кто ж ему откажет! – и за столом ни один тост не пропустил. В итоге налакался так, что тоже нестерпимо захотел что-то сказать, ощущая себя отнюдь не последней пешкой в этом деле. Встал, уронив свой стул, налил себе самый большой фужер – и выдал такую памятную речь:
– Покойного я не имел чести знать, но знаю как свои пять пальцев его дочь – отличнейшая женщина! А как гласит русская поговорка, яблоко от яблони недалеко падает! Поэтому искренне рад проводить в последний путь виновника сегодняшнего торжества!
Он высосал фужер до дна – и в доказательство своих искренних чувств по-гусарски хлопнул его об пол. «Мой фамильный хрусталь!» – прошептала жалобно хозяйка. Но Никита ее расслышал; опираясь на поваленный им стул, поднял осколок, рассмотрел его на свет и утешительно сказал:
– Стякло!
После чего заботливо был выведен в прихожую и в сопровождении дружка, снабженного деньгами на такси, отправлен восвояси.
Такие штуки он, уже слегка избалованный своей незаменимостью, откалывал то и дело – и все ему, в силу хождения под Богом всех, прощалось. Но настоящим его шедевром стали похороны отца профессора Могилевского. Дело было на известном Переделкинском кладбище, где похоронен Пастернак и где потомственные интеллигенты Могилевские имели свой наследственный участок.
День был осенний, холодный и дождливый – самая скверная, да еще на расположенном по косогору кладбище, работка. Никита поэтому махнул стакан, да еще, видно, не один, на самой ранней стадии мероприятия – но на ногах еще держался молодцом. Первым, когда сошли с автобуса, впрягся в гроб и свою часть пути проделал без запинки – как раненный смертельно летчик дотягивает до аэродрома и там лишь отдает концы.
Примерно то же самое произошло и с ним. Когда его под гробом подменили, все управление в нем резко отказало. А подле тропинки, по которой шли, как на беду была отрытая кому-то еще яма. Никита поскользнулся на размякшей глине, замахал крыльями как подбитый самолет – и с громким криком «Бля!» улетел на дно чужой могилы.
Все остановились, поставили на глину гроб и сгрудились над ямой, аккурат два метра глубины. Никита, вконец утративший все рычаги, лежит на дне, сам встать не может. И дотянуться до него не удается тоже никому. Выход один: просить помощи у местных работяг.
А те – народ отзывчивый. И говорят: «Вопрос – говно! Сколько заплатите?» – «А сколько надо?» И гробокопы, глянув вскользь на обложное небо, заломили столько, что у просителей глаза на лоб: «Побойтесь Бога!» – «А мы давно в аду, и черта тоже не боимся!» Начался самый неловкий торг; в итоге сам профессор Могилевский, видя, что деваться некуда, вывернул свои карманы и лихоимцам заплатил.
Те вынули свои веревки, один сполз в яму, подвязал Никиту под мышки – и его в два счета вытянули на гора.
Вновь взяли вымазанный глиной гроб, до места донесли, поставили . По сокращенному порядку панихида , быстро перешедшая после в прощание с телом. И когда все вереницей двинули отдать уже изрядно вымокшему телу прощальный взгляд или поклон – является откуда-то обратно Никита. И водкой от него уже до неприличия разит.
Встает он тоже в вереницу, подходит к гробу, наклоняется, схватившись за его борта, и целует старика-покойника прямо в расквашенные дождем губы. Отчего всех поневоле передергивает: все-таки редко кто восходит до такого изъявления прощальных чувств, в особенности к старикам.
Длится этот поцелуй миг, другой, третий… Десять секунд, двадцать, тридцать – Никита все не отрывается. Дождь уже льется всем за ворот, заставляя содрогаться еще больше. И никто не знает, как быть в такой неординарной ситуации. Что это – пьяный эксцесс, или высший проблеск духа? Надо алкаша немедленно от гроба оттащить – или, напротив, заблагоговеть перед его экстатическим порывом?
И тут до всех доносится, сквозь тилибуньканье дождя, негромкое похрапывание, исходящее от гроба. Поскольку Никита просто, притулясь к покойнику, задрых без задних ног – и, может даже, еще при этом видит какие-то экстатические сны…
Но досмотреть их ему уже не дали, оттащили в сторону, гроб поскорей забили и зарыли. И когда шли назад к автобусу, уже его, мертвецки пьяного, тащили как покойника.
Надолго Могилевским эти похороны с Никитой запомнились! Но и потом на эти похоронные мероприятия его, как своего рода неизбежность, приглашали.
Все люди на земле рано или поздно умирают или шут на похоронах — Все обо всем
Александр Росляков
«Опасная ставка»
