Княгиня Мария Волконская
Волконская Мария Николаевна. Дата рождения 25 декабря 1805 (6 января 1806) – день смерти 10 августа 1863 (57 лет). Княгиня, дочь генерала Н.Раевского, жена декабриста С.Волконского, друг А.С.Пушкина.
Их было всего 11 женщин – жен и невест декабристов, которые разделили тяжелую судьбу своих избранников. Их имена помнят вот уже почти две сотни лет. Но все же большинство поэтических произведений, исторических исследований, повестей и романов, театральных спектаклей и фильмов посвящаются Марии Волконской – одной из наиболее таинственных и привлекательных женщин России XIX века.
Тайну княгини, загадку ее характера и судьбы пытались разгадать уже несколько поколений историков и просто любителей старины. Ее имя стало легендарным. А сама она говорила: «Что ж тут удивительного – 5 000 женщин ежегодно делают добровольно то же самое…» Волконской не нужен был памятник. Она исполнила долг жены, может быть, пожертвовав ради этого своим женским счастьем.
Младшая и любимая дочь боевого генерала эпохи наполеоновских войн Н.Н.Раевского и внучки М.Ломоносова, Софии Алексеевны. В доме Раевских царил патриархат. Девочка преклонялась перед чувством долга и беспримерным героизмом отца и братьев. В семье неоднократно звучал рассказ о том, как предчувствуя поражение под Салтановкой генерал приказал 17-ти летнему сыну Александру взять знамя, схватил за руку 11-ти летнего Николая и с возгласом: «Солдаты! Я и мои дети откроем вам путь к славе! Вперед за царя и Отечество!» – ринулся под пули.
Тяжело раненный в грудь картечью, он смог увидеть, как его корпус разгромил превышающие в три раза силы противника. Пылкая и весьма впечатлительная девочка только таким видела настоящего мужчину. (Может быть, потому к ухаживаниям А.Пушкина, который посвятил ей много нежных строк, она относилась с достаточной долей иронии и категорически отказалась от брака с польским помещиком графом Г.Олизаром.)
Девочка получила блестящее домашнее образование, знала несколько иностранных языков. Однако страстным увлечением юности были музыка и пение. Ее удивительным голосом можно было заслушаться. Она без устали разучивала арии, романсы и с блеском исполняла их на званых вечерах, аккомпанируя себе на рояле. В 15 лет Мария уже понимала и чувствовала многое.
На формирование ее характера оказали влияние старшие братья и сестры. От Софьи она переняла педантичность, обязательность и страсть к чтению; от Елены – мягкость, чувствительность и кротость; от Екатерины – резкость и категоричность суждений; а от Александра – скептицизм и ироничность. Девушка будто чувствовала, что повзрослеть доведется рано, и покоряла сердца мужчин уже на первых балах.
Считают, что Мария вышла замуж не по любви, а по настоянию родственников. Генерал Раевский хотел для дочери блестящей и безбедной жизни, его прельстил не только титул жениха – князя Сергея Григорьевича Волконского, несмотря на свои 37 лет, он уже был ветеран войны, генерал-майор, принадлежал к знатнейшей российской фамилии, имел огромные связи при дворе. Но главное, он был удивительно честным, благородным и справедливым – человеком долга и чести, что так ценила Мария в своем отце. Именно эти качества нашли отклик в сердце 17-ти летней Раевской.
После сватовства Волконского и ошеломленных слов Марии: «Папа, я ведь его совсем не знаю!» – Раевский тем же вечером написал Волконскому, что она согласна и можно считать их помолвленными. Генерал отлично знал свою дочь. Не чувствуй она к Сергею сердечного, душевного влечения, ответила бы не тихой растерянностью, сиянием глаз и с трудом сдерживаемой улыбкой, а как-то иначе, более решительно, резко, как и Густаву Олизару. Кстати, Раевский все знал об участии будущего зятя в тайном обществе, но он скрыл это от Марии, хотя и не отказал Волконскому.
Официально помолвка была отпразднована большим балом, на котором было все семейство Раевских-Волконских. Во время танца с Сергеем на Марии загорелось платье: танцуя сложную фигуру мазурки, она случайно задела краем одежды столик с канделябрами, и одна свеча опрокинулась. Благо, несчастье смогли предотвратить, но платье пострадало весьма сильно, да и невеста порядком испугалась – ей показалось что все это очень дурное предзнаменование.
1825 год, январь -на пороге своего 18-ти летия, Мария вышла замуж. Она вырвалась из-под родительской опеки и воодушевленно обустраивала свой новый дом: выписывала занавеси из Парижа, ковры и хрусталь из Италии, беспокоилась о каретах и конюшне, прислуге и новой мебели. Она жила в предчувствии счастья, однако мужа видела мало, он был весь в каких-то своих делах, приходил домой поздно, усталый, молчаливый. Спустя три месяца после свадьбы молодая княгиня неожиданно серьезно заболела. Съехавшиеся к постели медики определили начало беременности и отправили хрупкую будущую мать в Одессу, на морские купания.
Князь Волконский остался при своей дивизии в Умани, а когда изредка приезжал навестить жену, то больше расспрашивал ее, чем говорил сам. Мария написала поздней: «Я пробыла в Одессе все лето и, таким образом, провела с ним только три месяца в первый год нашего супружества; я не имела понятия о существовании тайного общества, которого он был членом. Он был старше меня лет на 20 и потому не мог иметь ко мне доверия в таком важном деле».
В конце декабря князь привез жену в имение Раевских, Болтышку, под Киевом. Он уже знал, что полковника П.Пестеля арестовали, но о событиях 14 декабря 1825 года он не знал. Об этом сообщил зятю генерал Раевский и, предчувствуя, что арест может коснуться и князя, предложил ему эмигрировать. Волконский от такого предложения сразу же отказался, потому как бегство для героя Бородино было бы равносильно смерти.
Роды у Марии проходили очень тяжело, без повивальной бабки 2 января 1826 года она родила сына, которого, по семейной традиции, назвали Николушкой. Сама Мария тогда едва не умерла, родильная горячка продержала ее в жару и бреду несколько суток, и она почти не помнила короткого свидания с мужем, который без разрешения покинул часть, чтобы повидаться с женой и сыном. А спустя несколько дней его арестовали и препроводили в Петербург для первых допросов. Но Мария об этом не знала. Болезнь цепко держала ее в своих объятиях в течении нескольких месяцев.
События меж тем развивались довольно бурно. Следствие по делу бунтовщиков шло полным ходом. Арестовали а после отпустили сыновей Раевского. Старый генерал ездил хлопотать за родственников в Петербург, но только навлек на себя гнев императора Николая 1. Лишь возвратившись в апреле в Болтышку, Раевский обо всем сообщил дочери, прибавив, что Волконский «запирается, срамится» и прочее – он не покаялся перед императором и не назвал имена заговорщиков. И конечно, отец сразу же объявил ей, что не осудит ее, если она решит расторгнуть брак с князем.
Можно только представить себе, каково было все это слышать молодой женщине, измученной продолжительной болезнью. Отец рассчитывал на то, что она покорится воле родителей (брат Александр откровенно говорил, что она сделает все, что скажет отец и он), но все получилось наоборот. Мария взбунтовалась. Как ее ни отговаривали, она выехала в Петербург, добилась свидания с мужем в Алексеевском равелине, сблизилась с его родственниками, утешая их и мужественно ожидая приговора.
Но тут неожиданно заболел Николушка, и Мария вынуждена была спешно отправиться к тетке, графине Браницкой, на попечение которой находился ее сын. В имении тетки ее ждало заточение с апреля по август. На протяжении всего этого времени она была лишена известий о муже. Но эти месяцы не прошли зря. В душевном одиночестве, думая о Сергее, Мария как бы рождалась заново. Казалось, вся огромная энергетическая сила рода Раевских перелилась в эту хрупкую женщину. Молодой княгине потребовалась огромная духовная работа, чтобы определить свое отношение к совершенному Сергеем, понять его, прийти к единственному выводу: что бы его ни ожидало, ей необходимо быть рядом с ним.
Это решение тем более ценно, что Волконская выстрадала его. Если А.Муравьева, Е.Трубецкая и другие жены декабристов не были скованны столь жесткими домашними оковами, были вольны общаться друг с другом, находили поддержку друзей, родственников, всех, сочувствующих бунту, то Мария была вынуждена одна бороться за свой смелый выбор, отстаивать его и даже пойти на конфликт с самыми близкими, любимыми ею людьми.
1826 год, июль — подследственным был объявлен приговор. Князь Волконский был осужден по первому разряду на 20 лет каторги и выслан в Сибирь. Как только об этом стало известно, Мария с сыном отправилась в Петербург. Остановилась она в доме свекрови на Мойке (в той самой квартире, где спустя 11 лет умирал А.Пушкин) и направила прошение императору отпустить ее к мужу. Своему отцу она написала: «Дорогой папа, вы должны удивляться моей смелости писать коронованным особам и министрам; что хотите вы – необходимость, несчастие обнаружило во мне энергию решительности и в особенности терпения. Во мне заговорило самолюбие обойтись без помощи другого, я стою на своих ногах и от этого чувствую себя хорошо».
Через месяц был получен благожелательный ответ, и уже на другой день, оставив ребенка свекрови, она отправилась в Москву. До какой же степени сильным было неприятие ее поступков родственникам, что Мария оставила своего первенца малознакомой женщине, пальцем не пошевельнувшей для спасения своего сына! Что ж, она решилась и на это, уверенная в своей правоте: «Мой сын счастлив, мой муж – несчастен, – мое место около мужа». Какой душевной силой и волей надо было обладать, чтобы принять такое решение! (Всего в Сибирь сослали 121 человека, а добились права приезда к своим мужьям лишь 11 женщин.)
В Москве Мария Николаевна на несколько дней остановилась у княгини Зинаиды Волконской, давшей в ее честь знаменитый вечер, на котором были Пушкин, Веневитинов и другие известные люди России. И в канун нового, 1827 года, когда в окрестных домах шли балы, звенели бокалы, молодая женщина покинула Москву. Ей казалось – навсегда. Отцу она сказала, что уезжает на год, ибо он обещал проклясть ее, если она не возвратится… Старик как чувствовал, что более не увидит дочери. Маленький Николенька и генерал Раевский умерли буквально друг за другом в течение двух лет.
Волконская Мария Николаевна неслась в одиночестве через бесконечные метели, жестокие морозы, мужественно перенесла обыски и «всевозможные внушения» чиновников. Обгоняя по дороге измученных каторжан, она понимала, через какие унижения пришлось пройти ее мужу, пострадавшему не за какие-то махинации, а за дело чести. И когда, добившись свидания с Сергеем Григорьевичем, княгиня увидала его истощенного, в цепях, она упала перед ним на колени и поцеловала кандалы, отдавая дань его страданиям. Этот поступок стал хрестоматийным символом полного разделения женой судьбы мужа.
Сибирская жизнь жены декабриста только начиналась. Пройдет еще целых 30 лет, прежде чем придет Указ о помиловании и декабристам будет разрешено выехать в европейскую часть России. До 1830 года жены декабристов жили отдельно от мужей-каторжан. Но после перевода их на Петровский завод Волконская вытребовала разрешения поселиться в остроге. В их маленькую тюремную каморку, а спустя год и в дом вне тюрьмы. Где вечерами собирались гости, читали, спорили, слушали музыку и пение Марии Николаевны.
Присутствие преданных женщин было огромной поддержкой для выброшенных из привычной жизни декабристов. Из 121 ссыльного в живых не осталось и двух десятков. Насколько позволяли средства, декабристки вели благотворительную деятельность, приходили друг другу на помощь в трудные дни, оплакивали умерших и радовались появлению новой жизни. Колония ссыльных сделала немало добрых дел в Иркутской губернии.
Жизнь продолжалась и в далекой Сибири. Там у Волконских родились трое детей. Дочь Софья (1830 г.) умерла в день рождения – очень слаба была Мария Николаевна. Но сын Михаил (1832 г.) и дочь Елена (Нелли, 1834 г.) стали настоящим утешением родителям. Они росли под строгим присмотром матери, получили прекрасное домашнее образование.
Когда в 1846 году пришло распоряжение царя отдавать детей в казенные учебные заведения под чужой фамилией, Мария Николаевна первой отказалась от этой «странной» затеи, гордо сказав, что «дети, кто бы они ни были, должны носить имя своего отца». Но Михаила и Елену воспитала как благонамеренных граждан, верных престолу, и сделала все от нее зависящее, чтобы вернуть им положение в обществе. Разделив с мужем судьбу, княгиня так и осталась далека от идей декабристов.
За годы ссылки супруги очень переменились. Воспоминания современников зачастую расходятся, когда характеризуют их союз. Одни считают, ссылаясь на письма и архивы, что в сердце Волконской Марии Николаевны царил только «опальный князь». Другие, приводя в пример те же архивные данные, заверяют, что Мария, оставаясь с мужем, совсем его не любила, а безропотно несла свой крест, как и полагается русской женщине, присягнувшей ему перед Богом. На протяжении долгих лет в Марию был тайно влюблен Михаил Лунин. Но чаще называют имя декабриста Александра Викторовича Поджио.
Их современник Е.Якушкин написал, что, став с годами властной и оставшись такой же решительной, Мария Николаевна, решая судьбу дочери, «не хотела никого слушать и сказала приятелям Волконского, что если он не согласится, то она объяснит ему, что он не имеет никакого права запрещать, потому что он не отец ее дочери. Хотя до этого дело не дошло, но старик, в конце концов, уступил». Дети ощущали внутреннюю отчужденность родителей, они больше любили мать, ее авторитет был намного выше отцовского.
Так уж вышло, что долгие 30 лет «сибирского плена» и по возвращении из ссылки супруги Волконские оставались вместе, несмотря на сплетни, досужие разговоры, усталость лет, видимую несхожесть характеров и взглядов. В 1863 году, находясь в имении сына, тяжело больной князь Волконский узнал, что его жена скончалась 10 августа.
Он страдал оттого, что в последнее время не мог ухаживать за ней и сопровождать на лечение за границу, потому как сам с трудом передвигался. Его похоронили (1865 году) в селе Воронки Черниговской губернии рядом с женой, положив согласно завещанию в ногах ее могилы. А в 1873 году, опять же согласно завещанию, рядом с ними упокоился и Александр Поджио, скончавшись на руках Елены Сергеевны Волконской (во втором браке – Кочубей).
После смерти Волконской Марии Николаевны остались записки, замечательные по скромности, искренности и простоте. Когда сын княгини читал их в рукописи Н.А.Некрасову, поэт по нескольку раз за вечер вскакивал и со словами: «Довольно, не могу» бежал к камину, садился к нему, хватался руками за голову, и плакал, как ребенок. Охватившие его чувства он смог вложить в свои знаменитые посвященные княгиням Трубецкой и Волконской поэмы. Благодаря Некрасову пафос долга и самоотверженности, которым была полна жизнь Волконской Марии Николаевны и ее подруг, навсегда запечатлелся в сознании русского общества.
В.Мац
ред. shtorm777.ru
