С Копьем Лонгина, осмыслить великое и ужасное предназначение
Их можно назвать героями постольку, поскольку они обретают призвание и задаются целями — не благодаря привычному ходу событий, вытекающему из установившегося порядка, но из потаенного источника, из внутреннего разума, до поры скрытого где-то в глубине, однако вырвавшегося наружу и разбивающего в прах свои недавние оковы.
Гегель
Адольф Гитлер знал все закоулки в знаменитой библиотеке Хоф. И тут не было ничего удивительного— потому как большую часть года он проводил в огромном, замечательно оборудованном читальном зале, листая фолианты в тишине и тепле.
На следующий день после своего открытия, Копья Лонгина Адольф туда и направился. Как правило он читал все подряд, строя воздушные замки. Но в этот раз он точно знал, что ему надо. Он намеревался проследить историю копья из сокровищницы Хофбурга с самых древних времен до упоминания его в эпоху Отгона Великого.
Покопавшись в каталогах и справочниках, он смог обнаружить записи о множестве подобных копиях. Каждое из них в разное время с большей или меньшей вероятностью определялось как то самое, которым проткнули распятого Христа.
Такой поворот дела оказался неожиданным, но Адольф Гитлер не растерялся. У него не было сомнений, что в скором времени он сможет отыскать настоящее Копье Лонгина. История всегда его увлекала, и только по этому предмету он хорошо успевал в школе.
Учитель истории доктор Леопольд Петч, ярый германский националист, оказал на Адольфа сильнейшее влияние, с умением используя в процессе обучения национальное чувство детей. Со временем Гитлер утверждал, что человек, не имеющий чувства истории, — это человек без глаз и ушей. В разговоре он уже в молодые годы сыпал историческими фактами и проводил множество параллелей. Может быть, он осознал свою миссию именно благодаря этому историческому чувству.
Одно такое копье, точнее древко, висело в Ватикане, но Римско-католическая церковь не настаивала на его подлинности. Еще одно копье было в Кракове, но Гитлер вскоре выяснил, что это всего только старинная копия хофбургского копья. Другое копье, более известное, связывали с константинопольским патриархом Иоанном Златоустом.
И вот в конце концов Гитлер отыскал копье, с которым, судя по всему, связана проходящая через всю его историю легенда о власти над миром. Впервые о нем упоминалось в III столетии, и разные историки проследили его судьбу до X столетия, когда правил саксонский король Генрих I Птицелов. В последний раз о нем упоминалось в связи со знаменитым Унструтским сражением, когда венгры были разгромлены кавалерией саксонцев, а их предводитель держал в руках Копье Лонгина. После чего оно загадочным образом исчезло и не появлялось ни в дни, когда Генрих I умирал в Кведлинбурге, ни во время коронации его сына — будущего императора Оттона Великого, первого достоверного владельца того копья, которое хранилось в сокровищнице Хофбурга.
Это копье упоминается в Саксонской хронике при описании битвы при Лехе (близ Вены), когда Оттон Великий одержал блестящую победу над ордами монголов, чья грозная конница принесла опустошение самому сердцу Европы. С того времени копью приписывалась магическая сила. Второй раз его упоминали в связи с торжественной церемонией, когда Оттон Великий принял из рук папы Иоанна XII корону императора.
Гитлер уже тогда относился с призрением к ученым, облеченных громкими званиями, и намерился сам ликвидировать белые пятна в загадочной истории копья и убедиться, что именно это копье передавали от отца к сыну великие саксонские герои.
Адольф Гитлер продвигался от столетия к столетию, и череда знаменитых исторических персонажей, владевших копьем или стремившихся к нему, убеждала, что легенды о магической силе копья всегда находила свое подтверждение.
С этим копьем в руке командующий Фиванским легионом Мавриций испустил дух, когда его замучил римский тиран Максимиан за отказ поклоняться языческим богам Рима. Его последними словами были: «In Cristo morimur» (Во Христе мы умрем).
Вдохновленные этим примером пассивного сопротивления, ветераны Фиванского легиона решили умереть по примеру своего предводителя, но не поклониться римским богам, в которых они больше не верили. Все 6666 солдат лучшего в римской истории легиона преклонили колени, подставив свои шеи под меч. Все легионеры были обезглавлены, и это стало самой большой единовременной казнью в истории Древнего мира. Мученическая гибель Фиванского легиона сильно ослабила позиции язычества и способствовала стремительному взлету Константина Великого и превращению Римской империи в христианскую.
Константин Великий утверждал, что, когда держал в руке Копье Судьбы во время эпохальной битвы у Мульвийского моста в Риме, его направляло само Провидение. Победа в этом сражении сильно укрепила единство Римской империи, а христианство стало ее официальной религией.
Позже, на Первом экуменическом соборе, прижимая к груди этот талисман власти и откровения, Константин взял на себя смелость провозгласить догмат Троицы. А решив сделать столицей империи Константинополь — крепость, которая будет отражать все атаки в течение тысячи лет, — Константин держал Копье перед собой, проводя границу нового города и говоря: «Я иду по следам Его, которого вижу шагающим впереди меня».
Копье сыграло заметную роль в Древнем Риме, когда империя клонилась к упадку и приходилось одновременно отражать набеги врагов с востока и севера, а варваров обращать в новую веру.
Гитлера впечатлило, что Копье Лонгина переходило из рук в руки по цепочке претендентов, движимых самыми различными побуждениями. Обладателями его были Теодозий, подчинивший в 385 году готов, Аларих Отважный, принявший христианство варвар, завладевший Копьем после разграбления Рима в 410 году, Аэций, могущественный вестгот Теодорих, с копьем в руке объединявший Галлию.
Абсолютист и религиозный фанатик Юстиниан, вновь завоевавший земли старой Римской империи и одаривший свой народ знаменитым Кодексом Юстиниана, вверил свою судьбу этому копью. С копьем в руке он приказал закрыть афинские школы и изгнать великих греческих ученых из его владений. Это роковое решение лишило Европу греческой мысли, мифологии и искусства, и долгое тысячелетие после этого в ней господствовали слепые предрассудки, мрак которых развеял только яркий свет итальянского Ренессанса.
Копье участвовало в историческом процессе VIII–IX столетия. К примеру, этот мистический талисман стал самым настоящим оружием в руках франкского полководца Карла Мартелла, когда он вел свои армии к победе в битве при Пуатье. Его поражение привело бы к покорению всей Западной Европы арабами и распространению в ней ислама. Гитлер считал Карла Мартелла одним из величайших героев, но позднее он стал его винить, ибо Европа «уже тогда могла бы принять мусульманство, которое почитает героизм и открывает врата рая лишь отважным воинам. И тогда германская раса завоевала бы мир. Только христианство помешало сделать это».
Карл Великий, ставший в 800 году первым императором Священной Римской империи, основал свою династию благодаря владению Копьем Лонгина и легенде о его влиянии на всемирно-исторические события. Именно эти легенды привлекли к Карлу и заставили служить ему верой и правдой лучших ученых Европы. Карл Великий предпринял сорок семь военных походов, уверенный, что Копье несет ему удачу. Более того, оно, как считается, сделало Карла провидцем и помогло ему отыскать в Испании могилу святого Иакова, а позднее предвидеть будущие события, отчего императора почитали как святого и мудреца. Он ни на минуту не расставался со своим талисманом, даже когда спал.
Гитлер пришел в неописуемое волнение, обнаруживши, что Копьем владели многие почитаемые им герои. На протяжении тысячи лет 45 императоров объявляли, что Копье Лонгина находится в их собственности. И сколько великолепия и геройства ему сопутствовало!
Но боьше всего впечатлили Гитлера 7 выдающихся Гогенштауфенов Швабии, и особенно Фридрих Барбаросса и его внук Фридрих II.
Фридрих Барбаросса (ок. 1125–1190) обладал качествами монарха, которые восхищали Гитлера: рыцарство, отвага, неистощимая энергия, упоение боем, любовь к приключениям, предприимчивость и вдобавок ко всему непомерная грубость. Фридрих Барбаросса мечтал без римских легионов возродить Римскую империю, завоевал всю Италию и поставил себя над самим понтификом, штурмуя Рим и самолично ведя своих солдат в атаку на Ватикан, чтобы отправить Папу в изгнание. Позднее в Венеции он, с Копьем в руках, встал на колени и поцеловал ногу Папе, которого когда-то победил, но только в качестве уловки, чтобы снова захватить Италию.
Барбаросса погиб во времена третьего Крестового похода, переплывая реку, и Копье выпало из его рук в смертный миг. Позже фюрер назвал его именем свое гнездышко в крепости Оберзальцбурга. Так же был назван план военных действий против России — план «Барбаросса».
Фридрих II Гогенштауфен (1194–1250) затмил даже своего великого деда. Он яркой кометой ворвался в европейскую историю и потряс континент до самого основания. Оккультные способности соединялись в нем с уникальным интеллектом — он говорил на шести языках. Фридрих II был доблестным рыцарем и тонким лириком, вдохновлявшим своих миннезингеров воспевать Святой Грааль. Он как никто другой покровительствовал искусствам, отважно и умело командовал войсками на поле брани. Этот государственный деятель был не лишен коварства и имел тонкую душу — отчасти святого, отчасти дьявола. Выросший в Сицилии — тогда части огромной германской империи — этот принц швабской крови говорил со своими арабскими солдатами на их родном языке, содержал большой гарем, написал трактат «Об искусстве охотиться с птицами», верил в астрологию и занимался алхимией. Владея помимо всего прочего знаменитым Копьем, он всегда держал его в центре внимания, особенно надеясь на его помощь во времена Крестовых походов.
Но самое главное открытие юного Адольфа, когда он исследовал историю Копья Лонгина, относилось не к императорам и не к их династиям и победам. Оказалось, что знаменитое Копье вдохновило его предков на создание Тевтонского ордена, прославившегося своими рыцарскими деяниями, аскетизмом и верностью клятве, что составляло самую суть собственных детских мечтаний Гитлера. Кроме того, ему казалось, будто люди, которые претендовали на владение Копьем и вошли в легенды, вполне соответствовали гегелевскому определению: «Герои несут в себе волю мирового духа, истинный замысел провидения».
Гегель писал:
Их можно назвать героями постольку, поскольку они обретают призвание и задаются целями — не благодаря привычному ходу событий, вытекающему из установившегося порядка, но из скрытого источника, из внутреннего разума, до поры скрытого где-то в глубине, однако вырвавшегося наружу и разбивающего в прах свои недавние оковы… Всемирно-исторические личности — герои своей эпохи — должны быть узнаны по их проницательности: их деяния — лучшие в их время.
Все тонкости философии Гегеля молодому Гитлеру в то время было не понять, но одно гегелевское положение произвело на него сильное впечатление: что в душе философа не остается места для морали, когда он обращает свой взор на тех, кого Гегель называл «всемирно-историческими героями».
Гегель считал, что сметающие все на своем пути герои могут быть полностью оправданы той великой целью, к которой они стремятся. В груди Гитлера уже теплилось ощущение его великой миссии, и эта идея ему чрезвычайно понравилась.
Он ощутил свое великое предназначение, и ключом к успеху станет для него Копье Судьбы из сокровищницы! Ключом для его всемирно-исторической миссии! Ему надо будет разгадать секреты этих героев, взять на вооружение их опыт и использовать его на благо немецкого народа! Не суждено ли и ему, как великому Зигфриду, пробудить всех людей немецкой крови от продолжительной спячки?
Позже фюрер утверждал, что именно в этот момент, когда он стоял перед Копьем Лонгина в зале музея, для него словно распахнулось окно в будущее и он, как при яркой вспышке света, ясно увидел себя и понял, что кровь в его жилах сродни исконному духу его народа.
Гитлер вышел из сокровищницы Хофбурга неколебимо убежденным, что однажды он сделает решительный шаг, чтобы завладеть Копьем Лонгина и с этим оружием исполнит предназначенную ему историческую роль.
Но какие бы триумфальные или зловещие сцены Гитлеру ни рисовались, скорей всего именно тогда его отношение к жизни радикально поменялось. «Я вошел в этот город полумальчишкой, а покидал его зрелым мужчиной, которым стал незаметно для самого себя», — написал Адольф Гитлер в «Майн Кампф». В обычной человеческой дружбе он более не нуждался. Он стал человеком, которому необходимо уединение — чтобы осмыслить свое великое и ужасное предназначение.
Равенскрофт Тревор
ред. shtorm777.ru
